- Мне даже отвечать на этот вопрос как-то неловко. Почему? Потому что Чехов - великий писатель. Простая хрестоматийная истина. Его произведения можно ставить бесконечное количество раз, но так и не понять. Всегда знаешь, что кто-то может сделать это лучше.

**

- Я сразу вспомнил, как во время репетиций «Чайки» меня спрашивали: «А почему Треплев в вашем спектакле застрелился?» Во всяком случае, не из-за триппера. Я вообще считаю, что у каждого режиссера есть своя мулька, которую лучше заранее не рассказывать. К тому же мысль изреченная есть ложь. Вот я и помолчу до премьеры. Ведь пьесы Чехова многозначны, как все в жизни, у них нет однозначных истолкований.

**

- В театре нет производства и люди по-другому относятся к своему делу. Актеры, да и все остальные, работают в театре не за деньги. Они, конечно, получают зарплату, но деньги зарабатывают в других местах. Например, актеры работают на телевидении, снимаются. Я тоже работаю не для того, чтобы заработать, потому что в театре вряд ли заработаю на то, чтобы прокормить всех моих детей. Я зарабатываю в других местах, а репетирую в театре, потому что это позволяет на какое-то время прикоснуться к поискам истины.

**

- Я пока этого не чувствую, потому что занят проектами, оставшимися с прошлых лет. Пока у меня нет времени оглядываться: заканчиваю одну работу - и тут же начинаю другую. Постановка «Дяди Вани» к финансовому кризису тоже отношения не имеет: Театр имени Моссовета давно запланировал выпуск этого спектакля. Но думаю, что кризис обязательно скажется, когда я закончу все, что было запланировано раньше.

**

- Надеюсь, что он выйдет в конце нынешнего года, к новогодним праздникам, или в начале следующего.

**

- К сожалению, для детей и для взрослых. Надо было бы делать сказку для детей - тогда было бы проще продать «Щелкунчика» в Америку. А я сделал сложную картину. Знаете, есть сказки Андерсена, есть сказки Шварца и сказки Афанасьева.

**

Нет, он скорее похож на сказку Шварца.

**

- Нет, особенно не зовут. Там своих полно: масса режиссеров, которые гораздо более удобны для производства фильмов. Это профессионалы, которые говорят на одном языке с продюсерами. А что им звать режиссера откуда-то из Москвы?

**

- Это не имеет значения. Там все давно забыто. Сейчас Голливудом заправляют молодые люди, которым около 35. Для них мой фильм «Runaway Train» («Поезд-беглец». - Газета) все равно что фильмы Чарли Чаплина. Эта картина сделана, когда им было лет по 10--12. Разве человек помнит, что он посмотрел в этом возрасте?

Они, наверное, думают, что я давно умер. У меня на этот счет нет никаких иллюзий. Если приложить какие-то усилия, например, приехать в Америку и объявить всем: «Смотрите, я живой!», они радостно скажут: «О, смотрите, да это же он!» Но это смешно.

Может быть, после «Щелкунчика» появится интерес ко мне, а может быть, и нет. Все возможно. Я получил за фильм «Одиссея» премию «Эмми», это телевизионный «Оскар». После этого мне предложили очень плохой сценарий. Я его стал переписывать, но продюсер сказал: «Нет, мы не хотим переписывать», и я отказался работать на таких условиях. Дальше ничего не предлагали.

**

- Я иду на компромиссы каждый день. А как же иначе? Жизнь - это сплошной компромисс. Смысл заключается в том, чтобы понять, чем ты жертвуешь и ради чего. Вот и все. Я не очень люблю бескомпромиссных людей, таких законченных максималистов. Я их могу уважать, но не очень люблю.

**

- Нет, не жалею. Я могу жалеть, что у меня не было таланта, чтобы стать великим пианистом. Потому что тут надо быть либо выдающимся музыкантом, либо вообще этим не заниматься. Особенно сейчас, когда эта профессия фактически ушла. Осталось всего несколько талантливых пианистов. Лицо Рахманинова знал весь мир. А что делал этот мужчина средних лет? Двигал пальцами по клавишам. Бред, если вдуматься. Но его знал весь мир, потому что тогда у людей было желание его слушать. Сейчас у них нет желания слушать классическую музыку на концертах. Они в принципе не понимают, зачем это нужно.

Конечно, вы сейчас мне скажете: «Как, но ведь публика ходит на концерты!» Да, ходит, но, к сожалению, сейчас искусство превратилось в товар, в предмет потребления. Человек идет на концерт для того, чтобы потом сказать, что он был на концерте, а вовсе не для того, чтобы послушать музыку. Публика идет на выставку ради того, чтобы похвастаться, а не для того, чтобы восхититься какой-нибудь маринованной акулой Дэмиена Херста, не дай бог увидеть ее в страшном сне. Человек читает книгу, потому что массмедиа внушают: ее надо прочесть.

Во всем мире искусство становится вопросом моды, а не вопросом взаимоотношения личности с миром, ее поиском ответа на жизненные вопросы. Юрий Башмет и Евгений Кисин - замечательные музыканты, но они уже не национальные герои, каким были, предположим, Шаляпин или Карузо.

Массмедиа придумало проект трех теноров. После смерти Паваротти трио распалось. А где другие? Вы давно слушали талантливо написанную современную симфонию? А современные оперы послушайте - уши вянут.

Но это нормально, потому что западноевропейская цивилизация подходит к концу. Мы опускаемся в эпоху варварства, когда люди могут истратить миллионы долларов на маринованную акулу.

**

- Я чаще работаю в России. Хотя довольно много времени провожу в Италии и Англии. Я стараюсь делать в Англии постпродакшн своих картин. Я люблю Лондон и делаю там постпродакшн уже 30 лет. Там мне все знакомо, качество работы очень высокое, а цены в России сейчас выше, чем в Англии. Мне нравится, если дети там проводят год и ходят в школу. И вообще в Англии очень хорошо.

- С детьми хватит сил высидеть все. Не важно, что смотришь. Ты в этот момент смотришь не на сцену, а на детей, на их реакции. Ты присутствуешь при формировании их жизни. Это интереснее всего.